год – 1873, художник – Крамской И.И., стиль – передвижники

Этот мой, Ивана Шишкина, портрет Иван Крамской написал летом 1873 года. Последнее счастливое лето в моей жизни.

Дело было в местечке Козловка-Засека, недалеко от Тулы. Мы вместе с Крамским тогда снимали там дачу. 12 июня Иван написал мне оттуда:

«Очень длинно рассказывать всю одиссею, Иван Иванович, лучше на словах, если будет интересно. Дело в том, что ни в Москве, ни в Воронеже, ни в Курске, ни в Харькове, ни по дороге в Киев не было ничего. Т. е. было, но я, как видите, не взял, и только в Туле кое-что подходящее нашел.

Дом 16 комнат, мебель есть, хотя и не совсем много, посуды нет (то есть очень мало), но в 10 верстах Тула по железной дороге, а станция от дачи в полутора верстах, в лесу, дубовом, казенном. Для этюдов и работ место лучше Лужского, где мы жили в прошлом году, а купание так же. Стоит это дорого, Иван Иванович, но уж делать нам было нечего - 300 р.

Ждущий Вас И. Крамской.»

Забавно. Мы познакомились еще во времена студенчества, пока учились в Академии художеств (ну, вы знаете, той, что на Васильевском острове у Благовещенского моста). Мы дружили всю жизнь и через многое прошли бок о бок. Мы были действительно близки: ни один человек не имел на меня такого сильного, долгого и благодетельного влияния, как Крамской. Когда я затруднялся чем-нибудь в картинах или хотел знать беспристрастную оценку своих вещей, я всегда обращался к нему, моему незаменимому художественному критику, который всегда умел и ободрить, и остановить вовремя, и всегда указывал именно тот путь, по которому надо было идти. Мы были вместе всю жизнь… Но продолжали называть друг друга официально: по имени-отчеству и на «Вы».

Мы оба были членами Товарищества передвижных художественных выставок, так называемых «Передвижников». Вот вы, наверное, не раз слышали этот термин – «художник-передвижник». А знаете ли вы, чем отличались передвижники от остальных художников тех времен? Давайте я вам расскажу.

Товарищество передвижников образовалось из так называемого «бунта 14» - маленькой революции в стенах Академии художеств. Руководство академии, как обычно, предложило лучшим ученикам, претендующим на золотую медаль, написать работу на заданную тему: «Пир бога Одина в Валгалле» - это сюжет из скандинавской мифологии. Студенты попросили изменить тему на свободную, чтобы каждый мог выбрать сюжет для своей картины сам. Но руководство Академии ни в какую не соглашалось. Тогда студенты взбунтовались и в полном составе – все 14 человек – покинули Академию художеств, лишив себя той самой золотой медали. Именно они и организовали Товарищество передвижников.

Главной задачей товарищества стала организация выставок не только в столице и главных городах Российской Империи, но также и в самых дальних провинциальных городках, до которых столичное искусство прежде не докатывалось. Они хотели, чтобы как можно жителей России знакомились с русским искусством. Именно поэтому их и назвали – передвижники.

Передвижники редко обращались к библейским или античным сюжетам, распространенным в то время среди живописцев. Они больше интересовались своей Россией, ее историей, культурой и, главное, вскрывали социальные проблемы тех лет. Картины передвижников – про Россию и для России.

Именно Иван Крамской был и зачинщиком «Бунта 14-ти» в Академии художеств, и главным идеологом «Товарищества передвижников». Я гордился дружбой с таким ярким представителем своего времени. А Крамской дорожил дружбой со мной. Он говорил, что я - верстовой столб в развитии русского пейзажа, что я человек-школа.

А вы знаете, ведь мои родители были категорически против того, чтобы я становился художником. Отец был известным потомственным купцом, и, конечно, мечтал, чтобы я продолжил его дело. Мать воскликнула однажды с неподдельным ужасом, молитвенно поднимая руки к образам:

- Господи, да неужели же мой сын будет маляром!..

Знала бы она тогда, что ее сын станет величайшим русским пейзажистом, а его картины будет покупать сам император Александр III !

Да, имя Шишкина гремело на всю Россию!

Однажды жил я как-то летом в Меррекюле (это местечко неподалеку от города Нарвы) со своими учениками. Естественно, я частенько писал этюды в местном парке.

И вот раз подходит ко мне генерал (полный дилетант в живописи), рассматривает, щурится и покровительственно замечает:

- Гм.. ничего... схвачено как будто недурно...

Я встаю, приветливо раскланиваюсь, и отвечаю с улыбкой:

- Благодарю за лестный отзыв. Позвольте познакомиться. Шишкин.

Смущенный генерал тут же ретировался.

С Крамским мы часто проводили лето вместе. И, конечно же, вместе ходили на пленэры, писали этюды с натуры. И вот летом 1873, на даче под Тулой, Иван Николаевич говорит мне:

- А давай я напишу твой портрет «в твоей стихии», то есть на природе.

И вот я на поляне, только что вышедший из леса, с этюдником через плечо, немного уставший, но удовлетворенный проделанной работой. Я всегда очень много трудился, Крамской удивлялся, что я «катаю» по два-три сложных этюда в день. Облюбовав этюд, я обыкновенно расчищал кустарники, обрубал сучки и отгибал деревья, чтобы ничего не мешало мне видеть выбранную картину; потом устраивал себе сиденье из сучьев и леса и располагался как дома. Вся мастерская на нашей даче была увешана моими набросками. Я всегда говорил:

- Работать! Работать ежедневно, отправляясь на эту работу, как на службу. Нечего ждать пресловутого «вдохновения»... Вдохновение - это сама работа!

На картине мне 42 года, хоть, может, я и кажусь вам немного старше из-за длинной, окладистой бороды.

Здесь я счастливо женат уже 5 лет. Со своей женой Евгенией я познакомился через своего ученика, Фёдора Васильева. Мы с ним сдружились, и его матушка была так любезна, что пригласила меня погостить летом у них на даче. Помимо Федора с матерью, там жила еще и его сестра Женя… Я влюбился как мальчишка, и тут же сделал ей предложение. Я боялся, что покажусь ей стариком: мне было уже 36, а ей всего 21. Но к моему изумлению, она согласилась! Уже в октябре мы обвенчались, и вскоре у нас родилось трое детей: дочка и два сына. На этом портрете я еще счастливый муж, многодетный отец… Кто же мог предположить, что этот солнечный портрет запечатлит мои последние счастливые дни.

Вскоре после моего возвращения с дачи умер мой сын Володя, которому на тот момент было всего 2 года. Спустя еще несколько месяцев умерла и жена. А за ней ушел и наш младший сын Костенька. Я остался один вместе со старшей дочкой Лидой.

Я ушел в себя, начал пить, чуть было не бросил живопись. Вернула меня к жизни дочка. Она спросила:

- Папа, а ты не умрешь, как мама?

Тогда я оглянулся и подумал: боже, что я делаю? И принялся за лучшее лекарство: работу.

Снял дачу под Питером, в Сиверском. И писал, писал, писал… И однажды познакомился с молодой художницей, Ольгой. Она была в числе моих учеников, и, безусловно, являлась самой талантливой среди всех них. Я не мог поверить: неужели я снова могу влюбиться? Да и полюбит ли она меня? Мне почти 50, ей нет еще и 30… Неужели счастье снова возможно для старика?

Спустя 6 лет после смерти моей первой жены, я вступил в брак во второй раз. Все вокруг говорили, что я ожил, помолодел, воскрес… Через год у нас родилась малютка-дочь. Роды прошли хорошо, и уже на 3-й день Ольга встала с постели. Мы с друзьями закатили большой праздник, гуляли до самого утра… Утром я проснулся от криков. Взволнованный доктор, сбиваясь, сообщил, что возникло неожиданное воспаление… К полудню моей Оли не стало.

Сперва я не мог рисовать ничего, кроме могилы жены. Но у меня было 2 дочки. И я продолжил жить и писать для них. Со временем я начал выезжать на натуру, и на моих картинах снова появились рощи, реки, поля. Я продолжал работать, несмотря ни на что. Я убегал из реального мира в мир живописи. Удивительно, но мои самые известные, самые лучшие работы появились в то время. Но жизнь подготовила новый удар – мне было суждено пережить своего лучшего друга Ивана Крамского.

Именно после этого я создал, пожалуй, самую свою знаменитую картину. «Утро в сосновом лесу». Помните? 3 медвежонка и медведица на буреломе. По иронии судьбы, свою самую известную картину я писал не один. Понимаете, мне никак не давались эти медвежата. Я написал лес, поваленную сосну… Но медвежата получились совсем неестественно. Я совсем уж было замазал их, как вдруг вошел Костя Савицкий, великолепный художник и еще один мой близкий друг.

- К чему ты, Ваня, повалил это роскошное дерево! – пошутил он.

- Это не я! – оправдывался я - Тут была медведица с медвежатами, да нарисовать я их не сумел.

- А может я сумею? Ну-ка в сторонку!

Так и родилась та картина, которую несправедливо приписывают мне одному. Но в том нет моей вины. Я даже предложил Косте оставить свою подпись на картине, что он и сделал. И выплатил ему 4-ю долю от гонорара. Но Третьяков, купивший картину, подпись Савицкого убрал.